Задумывались ли вы, каковы критерии счастья человека в современном мире? На этот вопрос с филологической точки зрения решила ответить Ирина Качесова, доцент кафедры медиакоммуникаций, русского языка и риторики Алтайского филиала РАНХиГС, кандидат филологических наук.
Кажется, это очень очевидные вещи: любовь, социальная реализованность, признание себя, гармония в семье, здоровье. А вот если это всем понятно, то почему одни люди счастливы, а другие нет? Почему у одних все критерии счастья вполне себе обнаруживаются, а другим «хронически» не везет? Мне кажется, дело тут вот в чем: счастливые люди – это коммуникативно-успешные люди. Они не только хотят узнавать что-то про мир, разбираться в других людях и в себе, но и могут это делать. Чем лучше человек понимает, как устроен мир и коммуникация в этом мире, чем больше он знает, как это происходит, тем он более успешен. Получается, что на первый план выходит очень определенная мотивация: желание узнавать новое о мире и себе и знание правильных инструментов, которые эту информацию преобразуют в конкретные навыки, – вот та база, на которой строится то, что мы называем словами «счастье» и «успешность».
Давайте подумаем, а какие инструменты нам помогут в нелегком пути в направлении к счастливой (= успешной) жизни.
1. Конечно, нам необходимо знание об устройстве общества, в котором мы живем. Такого рода знания мы можем получать из истории, философии, социологии. Это своего рода обобщенно-поверхностный взгляд на устройство мира и определение места человека в мире.
2. Нам необходимо понять что-то про самого человека. Тут нужны знания другого порядка: биология, антропология, психология.
3. И нам крайне необходимо понять, а какими инструментами обладает человек для того, чтобы взаимодействовать с миром и воздействовать на него. Без филологического знания тут уже никак не обойтись.
Филология всегда определялась как наука о любви к слову. Забавное и парадоксальное определение. Почему забавное? Ну, потому что словосочетание «любить слово» абсолютно непонятное. Слово – это смысловая единица речи, имеющая определенное звуковое и грамматическое оформление. Слово – строительный материал для выражения мыслей. И как, спрашиваю, это можно любить? А парадоксальность тут вот в чем: если филология – это наука о любви к слову, то, чтобы это слово возлюбить по полной программе, филолог должен сие желание облечь хоть в какую-то конкретику. И филологи это делают! Сама филолог, знаю, о чем говорю.
Филолог любит не слово (сложно любить смысловую единицу речи). Филолог любит тот эффект, который этим самым словом достигается. А это уже намного интереснее.
Филология, по большому счету, – это наука о речевых способах воздействия на этот прекрасный мир и речевых инструментах его преобразования. Речевое воздействие – вот то, ради чего филологи живут.
Но мы ведь рассуждали о критериях счастья человека. А без уверенного понимания инструментов и приемов, при помощи которых достигается необходимый результат в коммуникации, все эти рассуждения остаются только рассуждениями. Конкретики не хватает. Поэтому филология – это та наука, которая создает речевую базу успешности. У Маяковского была фраза о том, что все мы немножко лошади. Мы не лошади, все мы, даже имея диплом юриста, инженера, строителя, музыканта, немножко филологи. По одной простой причине: воздействие оказываем словами, думаем словами и даже физическое действие, которое совершаем, тоже облекаем сначала в словесную форму.
4. Филология как совокупность знаний о речевых способах воздействия и взаимодействия – наука неоднородная.
Во-первых, традиционно филология делится на литературоведение и лингвистику. Литературоведы изучают продукты речевой деятельности человека. А чтобы понять, почему этот конкретный человек именно такой текст породил, мало прочитать сам текст. Ну прочитали. Что-то поняли. И, как говорят в школе, нужно ответить на вопрос: «А что хотел сказать автор эти произведением?» Да откуда же мы знаем, что хотел автор сказать! Думаю, что и сам автор на этот вопрос не ответил бы. Литературоведческое отношение к тексту другое: чтобы что-то понять про текст, нужно в начале что-то понять про самого автора этого текста (что он был за человек, какой у него характер, какие глупости совершал, какие цели реализовывал), а потом уже разбираться с контекстом, в котором автор жил (и исторический контекст, и конкретное окружение, поступки конкретных людей, влияние этих поступков на автора и т.д.). Практически реалити-шоу какое-то. Только на высокохудожественном материале. Получается, что литературоведение предлагает нам такой инструмент постижения себя в этом мире: посмотри внимательно на то, какие речевые продукты ты порождаешь, в каком социально-историческом контексте это происходит, и ты что-то поймешь про себя и других. Это инструмент речевой самопрезентации.
Лингвистика к продуктам речевой деятельности подходит с другой стороны. Лингвистам очень интересно понять, а что нужно такое сказать (и главное, какие языковые средства использовать), чтобы на выходе получить тот результат, который мы ждем. Мы же воздействуем чем? Правильно, словом! Нужно не только знать, какие слова имеют воздействующий эффект, но и правила комбинирования этих слов между собой. Именно этим определяется забавный лингвистический фокус: фразы «Ты че?» и «Ты че, а?» состоят практически из одинакового набора лингвистических знаков, но абсолютно все носители языка улавливают смысловую разницу между ними. Или для выражения значения расположения, любви, нежности в русском языке существуют как слово «милая», так и слово «цыпочка». И в самом значении слова «цыпочка» нет ничего плохого: цыпочка – это маленькая цыпа, цыпленок. Нечто нежное, хрупкое, беззащитное. А попробуйте девушку назвать «цыпочка моя». Хотя нет, лучше этого не делать, а то...
Лингвистика внутри себя делится на ряд частных языковых дисциплин, решающих свои отдельные прагматические задачи. Так, например, в языкознании есть знания, которые связаны с объяснением, как мы на уровне мышления членим действительность. Так, в частности, появилась грамматика. Да-да, не удивляйтесь! Грамматика – это не скучные правила, которые невозможно запомнить. Это внятные структурные способы выделения значимых компонентов действительности (вспомните, хотя бы, морфологию с ее системой выделения частей речи. Это ведь песня! Все очень четко и логично объясняется: вот предметы, за их выделение отвечают имена существительные; вот действия – мы их описываем глаголами; вот признаки – так появились прилагательные. Ну и так далее).
Или синтаксис. «Боже, опять про знаки препинания,» – подумаете вы и ошибетесь. Как-то мне мои студенты сказали: «Этим древним филологам, которые придумали знаки препинания, точно делать-то было нечего!». Да не филологи придумали правила постановки запятых, тире и двоеточия! Знаки препинания – это всего лишь графический способ показать другому человеку, что одна часть мысли закончилась, а другая началась. Это графическое оформление нашего способа членения действительности и выделения в ней значимых частей информации. И это способ, кстати, должен быть абсолютно понятен другому человеку (это ремарка о необходимости правильно ставить запятые).
Во-вторых, если мы будем углубляться, то обнаружим и другие типы филологического знания: например, психолингвистика описывает эмоциональную сферу человека. Есть знания, при помощи которых мы различаем половую принадлежность человека (гендерная лингвистика). Есть социолингвистика, которая описывает речевые признаки, позволяющие определить социальную страту человека. Есть риторика, которая (в широком смысле) изучает психологию речевого поведения. Продолжать можно бесконечно. Все эти науки изучают коммуникативные аспекты филологии.
В-третьих, внутри филологического знания выделилась отдельная сфера, находящаяся на пересечении лингвистики и риторики, – это исследование речевого кризиса. Кризисная коммуникация – вещь крайне неприятная, но, увы, неизбежная. Все мы в течение нашей жизни нередко попадали в ситуации, которые, с точки зрения коммуникативного результата, оценивались нами отрицательно. Например, наши ожидания не совпадали с результатом, или мы не находили вовремя нужные слова (а часто нужные формулировки озаряют нас только спустя время, когда уже «поздно пить боржоми: почки отвалились». Часто даже говорят: «Нужная мысля приходит опосля»). Или мы не умеем поставить на место автобусного хама. Или не знаем, как можно речью совладать с тираном-начальником. Или жена (муж, теща, свекр, сват, брат – нужное подчеркнуть) чайной ложкой ежедневно «выедает» мозг. Или как успокоить скандального клиента. И много других крайне неприятных ситуаций, в которых как-то словесно реагировать нужно, но мы не знаем как.
5. Следовательно, чтобы понять, как себя правильно вести в таких ситуациях, нужно осознавать, что все они порождаются только словом. То есть мы не учли какие-то правила речевого воздействия. Или мы не понимаем, как другой человек на нас оказывает это самое речевое воздействие. Знание механизмов речевого воздействия – вот ключ к построению успешной эффективной коммуникации.